Жизнь — игра
После того, как профессор закончил, в кабинете воцарилась глубокая тишина. Дан переваривал услышанное минут двадцать, потом внезапно начал несвязно бормотать:
– Как же мне прикажете теперь объяснять родным и близким мою перебинтованную башку? Черт возьми, надо же, такая супердевочка связалась с психами, верящими в счастье на всей земле! Почему именно я, а не кто-то другой? Слышите вы, почему я…
Дан качнулся, вновь теряя сознание. Сергеев вовремя успел его подхватить.
– Ему плохо.
– Это хорошо.
* * * * *
В третий раз Дан очнулся на металлической койке. На этот раз он находился в какой-то старой, сто лет не знающей ремонта комнате. Кошмар в голове немного утих, но боль продолжала ритмично пульсировать в черепной коробке. Дан приподнял голову и оглянулся по сторонам. В комнате, кроме его койки, было еще три. На одной из них лежал парнишка лет двадцати. Он рассматривал какой-то пожелтевший листок бумаги и щурился, видимо пытаясь разобрать мелкий почерк.
– Где я? – спросил у него Дан.
– В больнице, – усмехнулся парнишка и начал с интересом рассматривать ожившего новенького.
Дан снова откинулся на подушку и попытался расслабиться, но у него ничего не получилось — голова трещала, как пулемет, а ноги затекли от долгого лежания и требовали движений. Тогда Дан поднялся и слегка придерживаясь за стенку, выбрался из больницы на улицу, прикурил и огляделся. Больница размещалась внутри какого-то старинного здания, сделанного еще из кирпича, когда-то покрытого штукатуркой. Сегодня от штукатурки остались только отдельные островки. Все вокруг было густо засажено растительностью. В связи с этим Дан пришел к выводу, что он находится где-то очень далеко за городом.
Вдруг пошел слепой дождь почти из чистого неба. Дан стоял под навесом, курил сигарету и смотрел, как крупные капли дождя стекают по листьям и падают на землю. Рядом с ним под навесом спряталась бездомная собачонка. Она ежилась от холода и трусливо посматривала на соседа, боясь, что ее прогонят. Дану было жалко это существо, и в то же время было противно приласкать этого мокрого щенка. Внезапно ему в голову пришла ядовитая мысль, что девчонки, наверное, испытывают те же самые чувства, глядя на него. Дан резко сел и хотел погладить щенка, но щенок испугался и убежал в дождь. «Да, действительно, рожденный ползать…».
Сделав напоследок глубокую затяжку, Дан «выстрелил» окурком в сторону убегающей собаки, развернулся, открыл старую деревянную дверь и вошел внутрь. Пахнуло сыростью и пылью. Металлическая дверная пружина сзади протяжно скрипнула, раздался хлопок, и стало темно.
Сначала Дан ничего не понял. Он просто стоял, широко раскрыв глаза, и ждал, когда они привыкнут к темноте и начнут различать контуры стен. Но тут вдруг до него дошло, что он не только ничего не видит, но и не чувствует ни рук ни ног. Как будто бы миллиарды клеток, бактерий и вирусов его внутренней большой страны вдруг все куда-то внезапно запропали и остался только лишь один голый король, испуганный и озадаченный. Он ощущал себя невидимой математической точкой, одиноко подвешенной в невесомости Вселенной.
Неизвестно сколько времени Дан провисел так в полной темноте — ему показалось Вечность, но потом впереди сквозь кромешную тьму вдруг проявилась одинокая точка-звездочка. А спустя ещё какое-то время выяснилось, что звёздочка приближается к нему, а может она просто увеличивается в объеме, понять было невозможно, потому что кроме этой звездочки на данный момент во всей Вселенной больше ничего не было видно.
Вдруг неожиданно вспомнив слова профессора, Дан начал ощущать себя сперматозоидом, стремящимся к светящейся яйцеклетке на встречу новой жизни. Как бы в ответ на его мысли, светящаяся точка превратилась в маленький шарик, а ещё через какое-то время стала похожа на медленно летящую в сторону Дана шаровую молнию. Сознание Дана вдруг ни с того, ни с сего наполнилось эйфорией. С каждым мгновением светящийся шар становился все больше и больше, и эйфория при этом все сильнее и сильнее наполняла сознание Дана. А в момент столкновения с оболочкой шара и проникновения во внутрь светящейся «яйцеклетки» Дан буквально испытал нечто вроде тантрического оргазма. Но только это был какой-то космический оргазм, невероятной силы и широты. В течение одного момента Дан испытал все положительные чувства, существующие в природе – восторг, восхищение, изумление, радость, легкость, тепло, доброту, любовь, счастье… и так далее. Это состояние продолжалось всего несколько мгновений. Может быть, секунду-другую, но не более. После этого Дан вдруг обнаружил, что плавает в белом молоке какого-то тумана. А еще через мгновение туман рассеялся, и Дан, даже с некоторым сожалением, увидел уже известные ему очертания палаты. Он опять лежал на больничной койке.
– Карина, кажется, он приходит в себя! – услышал Дан чей-то голос. Потом над его головой повисло незнакомое женское лицо.
– Все в порядке. Скоро начнет бегать.
Женское лицо исчезло, а вместо него появилось знакомое лицо соседа.
– Ну-у, ты, браток, нас всех и напугал! Двадцать минут нету… тридцать минут нету… пошли тебя искать, а ты лежишь в подъезде, бледный как покойник, без всяких признаков жизни. Думали, все, концы отдал…
Дальнейшего Дан уже не слышал. Он был застигнут врасплох совершенно новым ощущением своего восприятия окружающей действительности. Как на улице после дождя, в голове была непривычная чистота. Внезапно Дан понял, ради чего профессор копался у него в голове. Память действительно стала стопроцентной! Какой бы отрезок времени из своей жизни он не брал, память моментально представляла ему доподлинную картину этих дней, причем в ярком и контрастном изображении. Он мог описать внешность любого человека, когда-либо ему встречавшегося. Он выяснил, что без труда может возвести любое число в квадрат, в куб и так далее. А дальше вообще произошла потрясающая вещь. Школьная и институтская программы закружились в его голове в каком-то невероятном логическом вихре и в один миг выстроились в простейшую и гениальнейшую пирамиду всего мироздания.
«Но что мне делать теперь с этим моим гениальным сознанием? – думал Дан. – Объяснить то, что мне открылось я никогда не смогу, даже если захочу. А я не захочу никогда! Зачем же нужна была эта операция? Что бы высчитывать квадраты? Для этого существуют ноты. Для этого существуют шторки… Дурак профессор думает с моей помощью осчастливить человечество. Ну что ж, его ждет сюрприз».
* * * * *
В коридоре послышались шаги, и сердце у Дана сразу громко застучало. Это были шаги его матери, в этом не могло быть никаких сомнений. Вот она торопливо вошла в палату, окинула ее быстрым взглядом и, увидев Дана, подбежала к его койке, прижимая ладонь к виску.
– Что случилось, сынок? Кто тебя ударил? Опять пьяный подрался в своей дурацкой деревне? Убьют тебя когда-нибудь, непутевого…
У нее навернулись слезы.
– Успокойся, мам. Никто меня не ударял. Сам упал. Все нормально. Ничего у меня не сломано и, вообще, ничего страшного не произошло.
– А я уже не знала, что думать. Третий день тебя нет дома. На звонки не отвечаешь. Где твои ноты, ты их что, потерял? Слава богу, что какая-то женщина побеспокоилась и скинула сообщение, что ты здесь, а то бы… еще бы один день неизвестности и я, наверное, с ума сошла.
– Женщина или девушка?
– Что женщина или девушка?
– Сообщение скинула женщина или девушка?
– Господи, да откуда ж я знаю, кто это был, может и девушка. Ох, непутевый ты, непутевый, женился бы хоть что ли поскорее.
– Опять начинается! – проворчал Дан. – Сколько можно об одном и том же?
– Ладно. – Мать поставила рядом с кроватью какой-то пакет – не иначе как передачка – и внимательно посмотрела Дану в глаза, – Врач говорит, что через недельку выпишет тебя, а голова что-то прям вся перемотана.
– А, ерунда! Бинты девать некуда, вот и мотают. – Дан отвел глаза в сторону.
– Взгляд у тебя стал какой-то…
– Какой?
– Не знаю… какой-то не такой… не такой, как всегда… тяжелый… прямо насквозь пронизывает, как рентген.… Даже жутко.
– Просто долго без сознания провалялся. – Дан попытался вложить в свой голос максимум убедительности. – Это пройдет, не пугайся. Мозги у меня в порядке, нервы тоже не шалят, так что все будет нормально.
Они еще немного поболтали о разных домашних пустяках. Рассказывая о каких-то малозначительных событиях, мать украдкой изучающе посматривала на сына, и взгляд ее наполнялся беспокойством.
– Ну ладно, я побегу, а то… – она запнулась, не желая соврать и не имея возможности сказать правду.
– Иди, иди, – сказал улыбнувшись Дан, прекрасно понимая, куда она торопится.
– Поздно уже, завтра на работу. – Смущенно добавила она и поднялась с больничной табуретки. – Давай, выздоравливай поскорее. – Мать поцеловала сына в щеку и торопливо выскользнула из палаты.
Она шла домой, думая о том, что вот он жив и скоро будет здоров, но его взгляд почему-то все время стоял перед глазами и не давал ей покоя. Вроде бы он остался таким же, как прежде – немного грубоватым, но добрым и понимающим. И в то же время, что-то было не то! Она чувствовала это сердцем матери, но не могла объяснить, что именно ее беспокоит, и это еще больше усиливало тревогу.
* * * * *
На следующий день Дана навестил профессор.
– Здравствуйте – сказал он, аккуратненько присаживаясь на табуретку, которую он сам и принес с собой в палату.
– Здорово, экспериментатор – отозвался Дан, разглядывая кратеры в штукатурке на потолке.
– Как вы себя чувствуете? – его взгляд выражал неподдельную заботу и тревогу.
– Прекрасно! – Глаза Дана дерзко стрельнули в профессора – жив — здоров и с тоскою смотрю на свободу.
– Вы меня не поняли. Я имел в виду, как вы себя чувствуете умственно.
– Прекрасно, профессор, просто превосходно! Голова моя в полном и абсолютном порядке. Ничего с ней не произошло. Каким я был, таким и остался, ничего «такого» со мной не случилось. Так что советую вам, профессор, потренироваться сначала на кроликах.
– Но этого не может быть. Ведь я же точно знаю.… Этого не может быть…
– Потому что этого не может быть никогда! – Закончил Дан. – Я понимаю ваше горе, профессор, вы столько времени и сил, наверное, затратили впустую…
На профессора страшно было смотреть. Он был белее халата, надетого на него. Глаза, и без того большие, совсем вылезли из орбит. Они смотрели на Дана, но ничего не видели. Руки висели как плети. Профессор встал и, погруженный в свои горькие мысли, слегка покачиваясь, направился к выходу, даже не попрощавшись.
– Могу облегчить ваши страдания, – крикнул Дан ему вдогонку, – и пообещать, что не буду подавать на вас в суд за произвольное и незаконное вмешательство в мои среднестатистические мозги…
* * * * *
«Сектор 32, здание 128, квартира 412»
– Кто? – спросил мужской голос.
– Я с приветом от профессора.
Двери модуля раздвинулись, и Дан очутился в уже знакомой ему обстановке.
– От какого профессора, какой привет? – преградил дорогу Дану незнакомый мужик лет тридцати пяти, небольшого роста с широкими плечами и здоровенной челюстью.
– Вчера я в этой квартире наслаждался обществом одной красивой белокурой девочки… — начал было изъясняться Дан,
но мужик его вежливо прервал:
– Молодой человек, вы потеряли шоры и заблудились в реальности?
– Я — нет. А вы?
— Я тоже впорядке.
— Тогда скажите, вчера вы были дома или в гостях?
– В гостях…
– И я тоже был в гостях… у вас в гостях… вон в той комнате… – И Дан в мельчайших подробностях описал все, что находилось в той комнате, где он совершил роковую затяжку.
После этого мужик потер вспотевший лоб и озадаченно произнес:
– Жена появится с минуты на минуту, давайте ее подождем. Надеюсь, она объяснит происходящее.
Жена появилась минут через сорок.
– Послушай, – мужик показывал рукой на Дана, – этот парень уверяет, что вчера занимался в нашей квартире любовью с какой-то девушкой. Ты говорила кому-нибудь код от квартиры?
Не отвечая на вопрос мужа, жена сразу обратилась к Дану:
– Что вам надо?
– Хочу ее видеть.
Тогда, не говоря ни слова, она взяла стрелку, включила шторки и, нажимая на виртуальные кнопки, набрала номер. И через мгновение Дан услышал знакомый голос:
– Привет, Лара!
Но вместо голоса Лары Влада услышала:
– Ты не хочешь включить шторки? – демонстративно громко говорил Дан, подражая ее манерам. – Я сижу сейчас в кресле за шторками, и на моей голове ничего нет, даже бинтов. И еще у меня есть кое-что, чтобы весело провести время…
Видеосвязь включилась, и Дан снова увидел это необыкновенно красивое существо. Влада немного помолчала, рассматривая его, потом презрительно скривив губы, сказала:
– Извини, что так получилось…
– Не стоит извиняться! — Перебил ее Дан. — Вместо оправдания, может, закончим то, с чего начали.
– Извини, ничего не выйдет.
– Почему? Я ведь помню твои глаза в тот вечер. Мне показалось…
– Вот именно, тебе показалось. – Резко прервала его Влада. Интонация ее голоса явно доводила до сведения Дана, что разговор закончен.
– Ладно… хорошо, давай будем просто друзьями.
— Попытался ухватится за соломинку Дан.
– Зачем ты мне нужен? – Продолжила Влада ледяным голосом. – Я надеялась, что ты будешь гением. Понимаешь, Дан, у меня бзик на гениев, стерильных от вирусов. Я была бы твоей, если б операция прошла успешно. Но на кой черт ты мне сейчас сдался со своей единственной прелестью. Таких, как ты, великое множество… — И тут видеосвязь прервалась — ни здрасьте, ни прощай.
* * * * *
– Привет, избранный богом человек, посмотри мне в глаза и угадай, зачем я вышел с тобой на связь?
Распутин бросил на Дана быстрый, как импульс лазерной стрелки, взгляд и опустил веки. Минуты две-три сидел неподвижно с закрытыми глазами, затем произнес:
– Я не знаю, что случилось, но ты не такой, как прежде. За такие короткие сроки таких разительных перемен в людях мне еще не приходилось наблюдать. Я вижу по твоим глазам, что разговариваю с равным. Но что же ты тогда теперь от меня хочешь?
Распутин опять закрыл глаза и еще пару минут размышлял, потом улыбнулся и весело продолжил:
– Ты разочаровался! Да, ты только начал применять мою теорию и сразу разочаровался. Ты сразу нарвался на стерву?
– И да, и нет. На стерву я действительно нарвался, но разочаровался я по другому поводу. Меня что-то гложет изнутри. Какой-то психологический зуд, непонятное беспокойство. И еще я потерял смысл в жизни. Ведь человеку интересно жить лишь до тех пор, пока есть к чему стремиться. А если у него больше нет цели? Если он уже все понял и все великие открытия совершил, что тогда? В чем смысл? Я понимаю, что вопрос не по адресу. Но, если тебе не в лом, давай поболтаем. Тем более, за все заплачено. Ты просто обязан разговаривать со мной.
Распутин опять ушел в себя. Нахмурив брови и не открывая глаз, начал говорить не совсем уверенно:
– Я вижу у тебя в голове какую-то математическую модель, формальное знание без эмоций и чувств. Непонятно, откуда взялась у тебя в голове эта модель, но построена она у тебя только на чистой логике. А куда делась любовь, душа…?
– Ты знаешь, вчера я уснул, и мне приснился сон. В том сне я повстречал истину и мне открылись законы мироздания. Но когда я проснулся, то ощутил, что смысл жизни почему-то вдруг куда-то потерялся…
– Смысл жизни? — Вдруг прервал его Распутин, ухмыльнувшись, — а на кой черт тебе сдался этот смысл?
— Странный вопрос…
— Ничего странного! Да, в жизни действительно нет никакого смысла. Ну и что? Нету… и не надо!
— Как, не надо? — Опешил Дан
— А вот так. Жизнь и без всякого смысла сама по себе удивительна и захватывающе интересна… — Тут Распутин прищюрил глаза и продолжил. — Правда, только для тех, кто имеет пра-виль-но-е к ней отношение!
— Не поделитесь инструкциями?
– С лёгкостью! Жизнь – это азартная игра, игра на выживание. Выживание по сути это и есть смысл жизни, таков вот тебе каламбур. На протяжении всей жизни над нами щелкает зубами проблем волчья пасть Смерти. Мы вышибаем ей зубы, на их месте вырастают новые, и проигрыш в этой игре все равно неминуем. Но все, мальчик, в твоей жизни совершенно изменится, когда ты поймешь простую истину: смысл этой игры заключается вовсе не жизни и не в смерти. Смысл игры в самой игре.
Задумайся, какой толк мужику ночь напролет смотреть боксерский поединок или футбольный матч? Ему завтра на работе прибавят за это зарплату? А зачем стараться выиграть у кого-то в шахматы, если не удастся засолить и зажарить ни одной срубленной фигуры?
Азарт игры – это и есть смысл и высшее наслаждение. Но нет ничего интересней и динамичней, чем игра в жизнь!
Подключай свою хваленую логику! Будет ли тебе интересно играть в шахматы белыми, если перед тобой не окажется противник, и некому будет двигать черными? Смерть – это наш противник в игре. Проблемы – черные фигуры противника. Без них игра не имеет смысла, так как без противника нет игры. Если не будет смерти, жизнь потеряет смысл!
Радуйся возникающим проблемам, как возможности проявить себя в азартной игре. Конечно, ты обречен на проигрыш. Смерть еще никому не удалось победить. Но если я сяду играть в шахматы с чемпионом мира, то мой проигрыш – это тоже только вопрос времени. Однако мне очень сильно хочется играть именно с ним, а не с начинающим школьником.
Подумай, для чего альпинисты лезут в горы? Падают, разбиваются, как яйца, десятками, и все равно лезут дальше! А там, на горе, нет ничего. Ни денег, ни женщин, ни вина, ни шторок. Игра с гроссмейстером – вот что возбуждает и стимулирует каждую нервную клетку, заставляет превосходить себя буквально на каждом шагу.
А теперь ответь на такой вопрос: перед тобой сейчас стоит реальная угроза смерти?
– Нет!
– Тогда у тебя фора! Ты пока еще играешь не с гроссмейстером. Значит, у тебя есть время подготовиться. Между жизнью и шахматным турниром есть одно существенное различие. В жизни чем меньше ты играешь и тренируешься, тем больше у тебя шансов встретиться с гроссмейстером.
Ты говоришь, что поймал истину за хвост? Ты все понял, все осмыслил и больше тебе не к чему стремиться? А как же насчет той стервы? Начни игру с нее, и черт с ним, со смыслом. Просто играй без всякого смысла. Азарт игры – вот единственный смысл, ради которого всегда стоит жить! Стань Наполеоном. Встань, иди и покори ее. Потом покори этот город. Потом покори весь мир. Покори все, на что у тебя хватит жизни…